Гаджимурадов И.Ф.

Роль тотенизма в происхождении некоторых кавказских этнонимом

Исследование происхождения кавказских народов и этнонимов считается среди кавказоведов делом довольно неблагодарным, так как языковая и этническая ситуация на Кавказе настолько запутанна, что специалисты ограничиваются по этому поводу большей частью общими формулировками и серьезные исследования по данной тематике достаточно редки.

В этнических наименованиях кавказских народов часто присутствует тотемический элемент, который находит свое отражение в полузабытых мифологических представлениях горцев. Особый интерес вызывает в этой связи этноним лезги, который почти единодушно признается исследователями поздней формой имен лекзи/лакзи и лек/лег, зафиксированнных в раннесредневековых и античных источниках. При этом ученые считают исходным словом протоформу *lag „мужчина, человек“ (ср. груз. лека „дагестанец“, уд. лекl „лезгин, дагестанец“, самоназвание лакцев лаккучу). В дискуссии о первоначальной привязке этнонима лег/лезг/лакз к отдельным дагестанским народам (Абдуллаев, Микаилов 1971:15; Bielmeier 1977:180-185; Алиев, Умаханов 2001:51-55) следует учитывать то неоспоримое обстоятельство, что термин лезги/лакзи (иранизированная форма более древнего этнонима лег/лек/лак, ср. Минорский 1963:112) сохранился как самоназвание исключительно у лезгин и других лезгиноязычных народов (напр. рутульцы Северного Азербайджана также называли себя лезги). Нельзя оставлять без внимания также то обстоятельство, что народ, именуемый лег, отмечен в древних источниках, посвященных государству Кавказская Албания – современнику древней Армении и Иберии. Известно также, что язык кавказских албанцев родственнен языкам лезгинской подгруппы (Шанидзе 1960:188-189; Климов 1997:11)

Раннесредневековое царство Лакз, которое упоминается в арабских источниках, локализуется именно в пределах современной территории проживания лезгиноязычных народов. Хотя в не столь далеком прошлом термином леки (лезги) называли почти все горские дагестанские народы, очевидно, что исходной стороной такого рода обобщения являлась древняя Персия (Иран), войска которой при экспансии в Дагестан в первую очередь сталкивались с дружинами лезгин (лезгиноязычных народов). Если учесть многочисленность населения лезгиноязычных территорий, на которую особо указывается в средневековых источниках (Гаджиев, Давудов, Шихсаидов 1996:253-254), и, несомненно, важную роль общепонятного языка как средства межнационального общения на исторической территории Кавказской Албании, то перенос в источниках этнического наименования одного из крупных народов из федеративного состава этого античного государства впоследствии на другие родственные народы, менее известные древним авторам, вполне объясним .

Кроме того, уже с раннего средневековья этноним лезгин перечисляется в источниках в одном ряду с другими наименованиями дагестанских народов, так что идентичность имени лек/лекзи/лезги и самоназвания современных лезгин (лезгиноязычных народов) не может вызывать сомнения. Так в сочинении, датируемом 1404 годом, в одном ряду с аварами (предками современных аварцев) и казикумухами (лакцами) упоминаются леки (Иоанн де Галонифонтибус. Сведения о народах Кавказа. 1404 г. Баку. 1980, с. 15). Особое упоминание лакзанского (т.е. лезгинского) языка еще в начале ХII в. арабским путешественником Абу Хамидом ал-Гарнати среди языков, распространенных в городе Дербент, является еще одним неопровержимым доказательством того, что этноним лек/лекзи/лезги первоначально распространялся исключительно на предков современных лезгин, так как уже в те давние времена даже близкие лезгинам табасаранцы упоминались отдельно .

Несомненно, что нынешняя демографическая и политическая ситуация в интересующем нас регионе не соответствует историческому расселению дагестаноязычных народов. Здесь следует учитывать также то обстоятельство, что путаница в кавказских этнонимах, упоминаемых в источниках, объяснялась среди прочего и разными наименованиями одного и того же племени, бытовавшими у разных дагестанских народов. Так, аварцы именуются у соседних дагестанских народов гьалби, бархъу, лакцы – вулего, яхулви, лезгины – кураличу, йирг и т.д. Однако, иногда простая внимательность при изучении древних источников может помочь выявить связи между упоминающимися в них народами и нынешними этнонимами, распространенными на Восточном Кавказе. Так, в перечне племен, упоминаемых Вардапетом Егише, наряду со многими другими народностями (в том числе табасаранцами) встречается этноним катш, который в неизменной форме сохранился до сих пор в самоназвании хиналугцев – кетш (Егише. О Вардане и войне армянской. Перевод с армянского И.А. Орбели. Ереван 1971, VII, 197-198) .

Что касается этимологии этнонима лек/лег, то наиболее вероятным представляется мне привязка этого имени к лезгинскому названию орла – лекь (таб. люкь „орел“, рут. лыкь „ястреб“, ср. Яралиев 1995:30). Показательно то обстоятельство, что орлы и другие птицы в представлении лезгин и некоторых других горских народов Кавказа являются воплощением человеческой души (Гаджиев 1980:32) .

Птицы выступают непременным элементом самых различных религиозно-мифологических систем с древнейших времен. Первые изображения птиц сакрального характера относятся еще к верхнему палеолиту (Токарев 1998:346). Представления о том, что птицы являются душами умерших или переносят души в потусторонний мир распространены в мифологиях многих народов мира (Борейко, Грищенко 1999). Ответ на глубинные причины возникновения такого рода представлений мы находим в среде кавказоязычных народов, у которых приведенный феномен, связанный среди прочего с культом предков, является отголоском древних погребальных обрядов, распространенных в горах Передней Азии и Кавказа.

По сведениям античных авторов у горцев (например древнего, предположительно кавказоязычного, народа – каспиев) , существовал обычай выставлять своих покойников на возвышенных местах, чтобы птицы склевывали мясо с костей (Страбон, География, ХI, 11, 8; ср. также Hirsch 1989, с. 39 и дальше). В связи с тем, что хищники при виде падали в первую очередь пытаются добраться до особо питательной печени, бытовало представление, что печень является важнейшим жизненным органом человека, в котором заключена его душа (ср. нем. Leber „печень“ и Leben „жизнь“; заслуживает интерес также особое упоминание печени в фольклоре многих народов). Естественно, что при поедании покойников орлами (или другими птицами из семейства орлиных) душа умерших „перемещалась“ в тела птиц. Можно предположить, что обряд захоронения освобожденных от мяса костей объясняется особыми представлениями древних жителей Передней Азии и Кавказа о душе человека, носителем которой считалась кровь (соответственно – мягкие ткани, внутренности человека, которые по убеждению древних кавказцев нельзя было закапывать). В литературе уже обращалось внимание на феномен отождествления лезгинами крови человека с его душой (Гаджиев 1980:32). Похожие представления нашли отражение и в религиозном законодательстве иудеев из пятикнижья Моисея, где говорится, что «душа всякого тела есть кровь его» (Токарев 1965:396-397). Древнейшая сцена из указанного погребального ритуала отображена в виде настенной графики в неолитическом поселении Чатал Хеюк (VII– VI тыс. до н.э.), раскопанном археологами в Турции (см. фото реставрированной фрески из Чатал-Хеюка) .

В связи с тем, что приведенная традиция, оставившая свой след в мифологических и религиозных представлениях современных дагестанцев, несомненно, очень древняя, можно утверждать, что она не возникла под влиянием иранских последователей зороастризма, погребальные обряды которых во многом схожи с указанными, а с древнейших времен являлась исконным местным ритуалом. Резонно предположить, что соотвествующие зороастрийские традиции зародились в среде иммигрировавших в Переднюю Азию ираноязычных кочевников лишь после знакомства последних с ритуалами местных оседлых племен (например, тех же каспиев).

Орлы и некоторые другие птицы по сегодняшний день считаются у лезгин и других горских народов Кавказа священными. Их отстрел и употребление в пищу считается тягчайшим святотатством. Эти запреты, несомненно, связаны с табуизацией тотемических животных (Агаширинова 1978:253) .

Древние тотемические и религиозные представления, связанные с образом орла, бытовали у многих народов в древности. Наши предки верили, что тотем охраняет своих почитателей и поэтому различные части тела тотемного животного или изображения его использовались как амулеты-обереги. Декоративное значение подобные атрибуты приобрели позже. Отголоском этих представленией является и тот факт, что образ орла используется в государственной геральдике целого ряда древних и современных стран (Токарев 1998:260).

Общеизвестная греческая легенда о Прометее, прикованном Гефестом по приказанию верховного бога Зевса к скале Кавказских гор, и об орле, склевывающим его печень, является, по всей видимости, аллегорическим описанием предками индоевропейцев чуждого им ритуального обряда погребения кавказских горцев. Прометей, наказанный Зевсом за кражу небесного огня и передачу его людям, является при этом собирательным образом кавказоязычных горцев, раньше других народов овладевших тайной литья и ковки металлов. Под огнем в греческой легенде следует, конечно, понимать не костер, а особый огонь в специальной печи горцев, при помощи которого кавказоязычным кузнецам удавалось плавить и отливать металлы. Эпизод с кражей небесного огня и передачей его людям объясняется просто, если учесть, что до изобретения предками кавказских и анатолийских горцев плавильных печей только боги владели огнем (молнией, раскаленной вулканической лавой), способным расплавить металл. Не случайно то обстоятельство, что исполнителем кары Прометею явился бог огня и кузнечного дела Гефест, функции которого свидетельствуют о его вулканическом происхождении. Именно своебразие вулканической природы Восточной Анатолии и Кавказа – исконной родины кавказоязычных народов – является объяснением зарождения металлургии именно в указанном регионе.

Следует особо отметить, что для обозначения печени и орла лезгины используют одно и то же слово лекь (ср. таб. ликI, аг. лекI, рут. лакь „печень“) . Не может быть никаких сомнений в том, что это „совпадение“ является отголоском давно забытых религиозных ритуалов, о которых говорилось выше. Пересечение понятий „орел“, „печень“, „душа“, „мечта“ находит свое продолжение и в других северовосточнокавказских языках: лезгинскому эрзиман „мечта, пожелание, заветная цель“ (ср. таб. арзу „желанный, заветный“), которое не может быть заимствованием из тюркских или иранских языков, соответствует, например, чеч. эрзу, бацб. арцив, лак. барзу „орел“, чам. эрцим „беркут“, дарг. диал. арчIим, (ср. арм. арциб „орел“, предположительно урартского происхождения, ср. Diakonoff, Starostin 1986:45). Не исключено также, что традиция гадать на печени жертвенного животного (ср. традицию осмотра печени зарезанного животного у горцев Кавказа) и предсказывать будущее по полету птиц (соответственно и загадывать желание: ср. лезг. эрзиман) у хурритов и позднее у этрусков первоначально была связана с древним погребальным ритуалом горцев, о котором говорилось выше . В горах Чечни и Ингушетии и по сей день сохранились целые города мертвых, расположенные в труднодоступной скалистой местности, где мертвецов выставляли в специальных открытых склепах – каменных „ящиках“ на съедение хищным птицам.

Древнейшее население Малой Азии, память о котором сохранилась среди прочего в донесенном до нас древнегреческими источниками этнониме лелег, называло себя, вероятно, также по имени птицы – своего тотемического знака. Характерный головной убор (из птичьих перьев) этих древнейших насельников Передней Азии и сопредельных европейских регионов позволяет предложить этимологию этнонима лелег (ср. лезг. лекь „орел“, леглег, авар. лакълакъ „аист“, чеч. лекь „перепел“, рут. эрфи–лелей „вид орлиных“, цез. лалулкьи „летучая мышь“, лак. лелуххи „птица“, хин. лялу „ястреб“, из северовосточнокавказского субстрата происходит и азерб. лелек „птичье перо“), который мог означать „люди– птицы, крылатые люди“ . В одной древневавилонской хронике упоминаются воинственные жители горных регионов к северу от Месопотамии, характерной особенностью внешности которых был «вороний» (вероятно «орлиный») нос и одеяние, украшенное птичьими перьями (в хронике говорится буквально о «птичьих телах» - Haas 1994:6-7). Речь здесь идет, возможно, о луллуби, горском народе из Загроса, известном из других месопотамских источников, этноним которых, исходя из вышесказанного, также объясняется на основе северовосточнокавказского корня, исконно означавшего "орел, птица". Древняя мода украшать одежду и головные уборы перьями своей тотемической птицы (пережитки этой моды сохранились до наших дней у некоторых европейских народов) объясняет, по всей видимости, названия целого ряда современных кавказских народов. Имя черкес - так называют адыгов их соседи - происходит от осетинского (алано- сарматского) тсергес "орел" (< протоиран. *crkasa "орел"). Самоназвание грузин картвел (ср. также наименование исторической области Картли) восходит, вероятно, также к наименованию одного из видов орлиных (ср. лезг. кард "сокол", тур. картал "орел"), дагестанские цезы берут свое название от цез. це "орел", от авар. цIум "орел" происходит, по всей видимости, также этноним цумадинцы и т.д.

Знаменитый танец лезгин - лезгинка (известен также в Иране под названием лезги и в Грузии как лекури < лека "лезгин, дагестанец"), который почти в неизменном виде распространен среди всех без исключения кавказских народов, является ничем иным, как отголоском древних языческих верований и ритуалов, одним из основных элементов которых являлся образ орла. Этот образ и сегодня, как и многие тысячелетия назад, совершенно точно воспроизводится танцором, особенно в тот момент, когда он, поднявшись на носки и горделиво раскинув руки-крылья, плавно описывает круги, словно собираясь взлететь . Название похожего танца грузин картули, по всей вероятности, также происходит от слова кард и означало первоначально "соколиный, орлиный танец" (см. фото). Закономерным является и то обстоятельство, что лезгинка названа именно так в соответствии с древним лезгинским наименованием орла и является исконным национальным и древним ритуальным танцем лезгин (отсюда и название лезги/лезгинка, ср. акушинка - танец акушинских даргинцев, лезг. авар кавха - танец аварцев, кабардинка - танец кабардинцев, азерб. гайтагъы - танец кайтагцев, полька - танец поляков и т.д.).

Если продолжить наблюдения, связанные с отражением древних тотемических сюжетов в танцах современных горцев Кавказа, то следует заметить, что особенностью народных танцев аварцев является характерное положение руки танцоров во время пляски, которое, вероятно, должно символизировать приподнятую голову змеи (ср. название аварцев у лезгин бархъу, а также у гунзибцев и бежтинцев бархъал, которое связано, предположительно, с авар. борохь "змея"). Особенно примечательными являются при этом своеобразные движения рук особенно у танцовщиц, совершенно очевидно имитирующих извивания змеи. Не исключено, что этноним аварцев маарулал исконно не был самоназванием и не связан с авар. меэр "гора", а происходит от иран. мар "змея" (ср. также лезг. йал-мар, шагь-мар - наименования видов змей). Эта теория находит свое подтверждение в фольклоре и в национальной символике аварцев, в которых образу змеи - несомненно древнему тотемическому знаку горцев Центрального Дагестана - придается исключительно важное значение. Любопытная параллель прослеживается здесь между аварцами и андийцами с одной стороны и с древним государством Элам - современником Шумера - с другой. Эламиты, язык которых близок к хурритскому, также поклонялись божеству в виде змеи и изображали змею на культовых сосудах, что в идентичной форме наблюдается на предметах утвари у аварцев . Эта параллель не случайна, так как и в лексике аваро- андийских народов имеются очевидные соответствия с зафиксированными в эламоязычных документах терминами:

элам. теппир "канцлер, главный писарь" - авар. дибир "священник" (более древнее значение, вероятно, "переписчик, знаток священного писания");

элам. китен "божественная сила, величие" - авар. кIудияб "великий";

элам. ибир "властитель, предводитель" (ср. хурр. эвир/эвер "царь, предводитель") - авар. авараг "пророк" (в исконном значении, вероятно, "главный жрец, вещатель", ср. также лезг. эвер "воззвание, призыв") ;

элам. меник "глашатай" - авар. мангуш "глашатай" (и т.д.).

Интересные параллели наблюдаются также в соответствующих географических наименованиях: Хузи-стан (провинция в Иране, соответствующая территории древнего Элама) - Хунз-ах (административный центр аварского ханства в древности, ср. также чам. ххузад "хунзахец"); Андиу (провинция, локализуемая к северу от Элама и находящаяся в тесном контакте с последним) - Андия (этническая территория современных андийцев) .

Целый ряд других фактов свидетельствует в пользу того, что распространенные в среде некоторых кавказоязычных народов предания, указывающие на "южное" (переднеазиатское) происхождение их предков, имеют под собой реальную основу. Так в Центральном Дагестане отмечена легенда, повествующая о переселении предков аварцев в древние времена на их нынешнюю территорию поl предводительством некого Сарухана (по другой версии - князя русов Сураки). Не исключено, что здесь первоначально речь шла о Саргоне Ассирийском (ассир. Шаррукен), действительно совершившим несколько походов в отдаленные северные провинции. Небезынтересно также то, что лакцы именуют аварцев яруса, что является, вероятно, перевертышем из айсури/ассури, так что под русами в аварской легенде следует понимать не предков современных русских, а древних ассирийцев, в состав экспедиционного копуса которых могли входить отряды из горных регионов Элама, подвластных Ассирии. В фольклоре дагестанских народов отмечены кроме того имена таких древнемесопотамских персонажей, как Иштар, Гильгамеш и т.д., причем некоторые из этих имен бытуют в соответствующей антропонимии, что также свидетельствует о неслучайном характере приведенных параллелей (Гамзатов 1988, с. 89).

О том, что речь здесь идет не просто о знакомстве кавказцев в прошлом с этими именами свидетельствует четкая этимология древних наименований богов на основе местных языков: ср., например, хурр. Saus-ka/Sawus-ka - хурритская богиня (соответствие месопотамской богини любви Istar) - лезг. свас, таб. швушв "невеста, невестка" (протолезг. *s:wes:, сходные формы также в других языках). Интересная параллель прослеживается также между наименованиями хеттско-хурритских богов-громовержцев и обозначением грома (молнии) в северокавказских языках: хатт. Телепину - лезг., таб. цIайлапан, аг. цIелпан, рут. цIалпан, дарг. (акуш. диал.) цIалип, (куб. диал.) цIалипан, лак. цIупар "молния". Рефлексом имени Телипину, которое, подобно наименованиям молнии в указанных дагестанских языках является композицией из слов огонь+ блеск/зарево, является также, возможно, имя бога-грозовика у хурритов Тешуба и урартов Тайшеба (ср. адыг. шибле "молния, а также имя бога-грозовика в мифологии). Название известного ритуального танца вокруг убитого молнией человека, известного у абхазов, осетин, карачаевцев и т.д. - чаупар, циппай, чоппа - также связано с именем бога-громовержца Телепину/Тешуба/Тайшеба .

Несмотря на то, что очерченный круг вопросов недостаточно изучен и предложенные возможные варианты решений соответствующих проблем требуют дальнейшего обоснования, можно здесь привести цитату известного дагестанского ученого - академика Гамзатова: "В науке справедливо предостерегают от попыток искуственного "удревнения" своей истории, от недостаточно аргументированных поисков "родства" своего народа с известными древними цивилизациями. Однако очевидно, что и накладывать "табу" на научные поиски в этом направлении было бы неоправданно" (Гамзатов 1988:89).

Как мы видим, при детальном изучении лексических феноменов, мифологических сюжетов и даже танцевальной культуры современных горцев Кавказа можно выявить интересные детали, которые позволяют по- новому взглянуть на несомненно древнейшую историю этого интереснейшего региона и его народов.

Сокращения названий языков, принятые в статье: авар. - аварский, аг. - агульский, адыг. - адыгейский, азерб. - азербайджанский, акуш. - акушинский диалект даргинского языка, арм. - армянский, ассир. - древнеассирийский, груз. - грузинский, куб. - кубачинский диалект даргинского языка, лак. - лакский, лезг. - лезгинский, нем. - немецкий, протоиран. - протоиранский, протолезг. - протолезгинский, рут. - рутульский, таб. - табасаранский, тур. - турецкий, уд. - удинский, хатт. - протохаттский, хин. - хиналугский, цах. - цахурский, цез. - цезский, чам. - чамалинский, чеч. - чеченский, элам. - эламский.

[*] геолог (Бакинский университет), сфера интересов: вопросы кавказской этнографии и лингвистики, а также истории мифологии и религии. В наст. Время проживает в Германии (город Бонн).
[1] Одной из самых больших сенсаций в кавказской лингвистике последнего времени стало открытие грузинских ученых, обнаруживших в монастыре св. Екатерины на Синае древнеалбанские рукописи христианского религиозного содержания на пергаменте (палимпсесты), над расшифровкой которых работают сегодня в университетах городов Мюнхен и Франкфурт в Германии (см. http://armazi.uni–frankfurt.de/armaz3.htm). Предварительные результаты исследований подтверждают высказанные уже давно предположения о принадлежности албанского (агванского) языка к лезгинской подгруппе дагестанских языков (удинский). В источниках имеются сведения о том, что при создании (другой вариант перевода - воссоздании) албанского алфавита армянским просветителем Месропом Маштоцем в его основу было положено местное гаргарское наречие (Моисей Каланкатуйский. История албан. Мхитар Гош. Албанская летопись. Баку 1993. (на азерб. яз. , перевод акад. З. Буниятова). Этноним гаргар связан при этом по нашему мнению с топонимом Гюльгеры-чай (название реки в Южном Дагестане, которая упоминается в источниках как Гургели) и с самоназванием лезгин-кюринцев (кюреви), ранее называвших себя курегу (ср. Дирр 1909:11; Алиев, Умаханов 2001:55, 100-101, 136).
[2]Этим объясняется и тот факт, что этноним лезги, которым иранцами обозначались леги-лезгины (самый южный из крупных дагестаноязычных народов и тем самым расположенный к иранцам ближе остальных), именно в этой иранизированной форме позже стал употребляться и русскими для обозначения дагестанских народов вообще.
[3]Таким же образом объясняется особая роль аварского языка в Центральном Дагестане и распространение этнонима «аварцы» на дидойцев и андийцев. В качестве примера здесь можно также указать на принятое в романских языках обозначение немцев (германцев) термином алеманны по этнониму одного из наиболее известных в древности соседних германских племен.
[4] ал-Гарнати перечисляет следующие языки, на которых говорили в Дербенте: «лакзанский, табаланский, филанский, закаланский, хайдакский, гумикский, сарирский, аланский, асский, зирихкаранский, тюркский, арабский, персидский», т.е. лезгинский, табасаранский, акушинский и цудахарский, урахинский (хюркилиниский), кайтагский (хайдакский) диалекты даргинского языка, лакский, аварский, осетинский (аланский и асский), кубачинский и т.д. (Гаджиев, Давудов, Шихсаидов 1996:223).
[5]Не исключено, что более ранний этноним кадусеи (упоминается Геродотом в одном ряду с албанами, каспиями и утиями) также имеет отношение к предкам нынешних хиналугцев (Геродот. История, XI, 8, 8).
[6]По представлениям лезгин сны являются отображением увиденного летающими душами спящих (ср. Басилов 1964:55).
[7]Народ под именем каспи упоминается в «Армянской географии VII в.» среди племен Северо-Восточного Кавказа (Патканов 1983:29-31).
[8]О наличии подобного ритуала в древности у кубачинцев (предположительно и у лезгин), свидетельствуют результаты археологических раскопок. Мясо покойников отделялось от костей и выставлялось на съедение хищным птицам, а очищенные кости складывались в специальные мешки, на которых писали имя умершего и развешивали в домах (Уваров 1887:67-74). Если учесть, что эта традиция в доисторическое время была, вероятно, достаточно широко распространена, то следует «оправдать» жителей переднеазиатского региона времен мезолита, которых подозревали в каннибализме на том основании, что во время раскопок древнейших захоронений на костях останков были обнаружены следы обработки костей каменными орудиями. Логично предположить, что описанный выше у кубачинцев ритуал зародился в очень древние времена и объяснялся оригинальными представлениями древнего населения Передней Азии и Кавказа о душе человека и «загробном» мире.
[9]Изображенные на настенной росписи люди без головы должна отождествляться здесь с символикой смерти.
10Запрет добычи и употребления в пищу тотемного животного распространен у многих народов мира, так как это приравнивалось к каннибализму. В литературе описан случай, когда люди из одного киргизских племен, считающих себя потомками филина, вступают в драку с человеком, мучающим филина со словами «зачем мучаешь моего отца?» (Золотарев 1934:1-52).
[11]В соответствии с этимологическим словарем северокавказских языков (Nikolayev, Starostin 1994, данный словарь доступен также в полном объемев виде базы данных на http://starling.rinet.ru) оба понятия и в протолезгинском звучали почти одинаково.
[12]Родиной соответствующих ритуалов гадания по полету птицы считаются горные регионы Северной Месопотамии и Сирии (Archi 1975:119-180.)
[13]Этноним (топоним) «лики» (другой вариант «лугга») часто встречается в источниках ХIV в. до н.э., как страна или народ, локализуемые в Малой Азии (Kretschmer 1930). Немаловажным фактом, подтверждающим связь несомненно древнейшего этнонима лек с образом тотемической птицы, является описание головного убора в виде птичьих перьев у древних ликийцев (Геродот. История, VII, 92).
[14]Здесь уместно вспомнить о своеобразном лакском танце, в котором также безошибочно узнается образ парящего орла. Можно предположить, что и самоназвание лакцев лаккучу (люди-птицы?) связано с приведенными выше дагестанскими наименованиями птиц.
[15]Не исключено, что слово мар было одним из наименований змеи и в эламском языке. Основанием для такого предположения является попытка разъяснения этого слова, предпринятая немецкими учеными в словаре эламского языка (Hinz, Koch 1987, S. 876). Немецкие исследователи ссылаются при этом на одну эламскую надпись, в которой звучит призыв подложить мар под божество, и делают вывод, что речь может идти о каком-либо жертвоприношении. На самом деле здесь могла иметься в виду змея, которая в эламской иконографии часто в стилизованном виде заменяет божествам трон.
[16]Арабский автор Х в. Ибн Русте в своем описании страны Серир (соответствует территории современной Аварии) указывает на то, что царь серирцев зовется авар. По нашему мнению речь могла здесь идти о титулатуре, а не о личном имени местного правителя (по всей вероятности исполнявшего также функции верховного жреца), которая, вероятно, идентична указанным выше соответсвующим терминам.
[17]Предположения о связи предков андийцев с древним Эламом уже высказывались в специальной литературе (ср. Алиев 1960, с. 170).
[18]У лезгиноязычных народов это имя сохранилось в виде Алпан (бог огня и молнии, ср. соответствующее лезгинское проклятие вун алпанди цIаю ягъуй «чтобы тебя убило огнем Алпана»), в котором утрачен начальный элемент цIа(й) «огонь». Многое свидетельствует о том, что имя верховного бога лезгиноязычных народов Алпана/Лепана, сохранившееся также в топонимии Южного Дагестана и Северного Азербайджана, лежит в основе этнонима кавказских албанцев (ср. также этноним лпин, упоминаемый в древних летописях по отношению к одному из народов кавказско-албанской конфедерации). В связи с тем, что эта лексема прослеживается до протосеверокавказского хронологического уровня (в соответствии с Nikolayev, Starostin 1994 реконструируется *с·aj-lapV), совершенно беспочвенно предположение о происхождении имени Алпан из тюркских языков (скорее всего, тюркские имена с начальным Алп- являются рефлексами соответствующих кавказских имен).

Абдуллаев И.Х., Микаилов К.Ш. К истории дагестанских этнонимов лег и лак/Этнография имен. Москва. 1971.
Агаширинова С.С., Материальная культура лезгин, ХIХ – начало ХХ века. Москва 1978, с. 253.
Алиев Б.А, Умаханов М-С.К. Историческая География Дагестана, VII – начало XIX в. Книга II: Историческая география Южного Дагестана, Махачкала 2001.
Алиев И. История Мидии. Баку. 1960.
Басилов В.Н., Тени святых. Наука и религия, № 9. Москва. 1964.
Борейко В.Е., Грищенко В.Н. Экологические традиции, поверья, религиозные воззрения славянских и других народов. Том 2. Птицы. Киев. 1999.
Гаджиев Г.А. Пережитки древних представлений в похоронно-погребальных обрядах лезгин. Семейный быт народов Дагестана в ХIХ – ХХ вв.. Инст. ист., яз. и лит. им. Г.Цадасы, Махачкала 1980.
Гаджиев М.Г., Давудов О.М., Шихсаидов А.Р. История Дагестана, Махачкала 1996.
Гамзатов Г.Г., К вопросу о мифологии в этносе народов Дагестана: проблема общего и особенного. Проблемы верований народов Дагестана. Махачкала, 1988.
Дирр А.М. Современные названия Кавказских народов//Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Тифлис, 1909. Вып. 40.
Золотарев А., Пережитки тотемизма у народов Сибири, Ленинград 1934.
Климов Г.А. Агванский язык. Дагестанский лингвистический сборник, вып. 4, Москва 1997.
Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда X-XI веков. Москва. 1963.
Патканов К. Из нового списка географии, приписываемой Моисею Хоренскому. Журнал Министерства народного просвещения. 1983. Март.
Токарев С.А. Религия в истории народов мира, Москва 1965.
Токарев С.А. (ред.). Мифы народов мира. Москва 1998, том 2.
Уваров А.с., Курганы с расчленением близ Дербента. Тр. V археологического съезда. Москва, 1887.
Шанидзе А.Г. Язык и письмо кавказских албанцев. Вестник отделения общественных наук АН Грузинской ССР, 1960, № 1.
Яралиев Я.А. Алупанская (кавказско-албанская) письменность и лезгинский язык. Махачкала 1995.

Archi A. L?ornitomanzia ittita. Studi Micenei ed Egeo-Anatolici 16. Rom 1975.
Bielmeier R. Historische Untersuchung zum Erb- und Lehnwortschatzanteil im ossetischen Grundwortschatz, Ph.D. thesis, Bern 1977.
Diakonoff I.I. and Starostin S.A. Hurro-Urartian as an Eastern Caucasian Language. Munchen 1986.
Haas V. Die Geschichte der hethitischen Religion. Leiden/New-York/Koln 1994.
Hinz W. und Koch H. Elamisches Worterbuch. Berlin 1987.
Hirsch U. The Goddess from Anatolia, Vol. VIII Enviroment, Economy, Cult and Cultur, Adenau 1989.
Kretschmer P. Der Name der Lykier und andere kleinasiatische Volkernamen. Kleinasiatische Forschungen. Bd. I, 1930.
Nikolayev S.L., Starostin S.A.. A North Caucasian Etymological Dictionary, Asterisk publishers, Moscow 1994.